Эдуард Жорин. Стихи.

I

Они стоят, такими чистыми, «нагими»,

И молоды они, уверены в себе.

Не будет с ними так, как с глупыми другими.

Он и она - указчики своей судьбе.

II

Она его любила, и не представляла,

Как ей его, возможно просто не любить.

Он и она - это единое начало.

И по-другому, ну никак не может быть.

Порой серьёзно так, в его глаза смотрела,

Она, своих сомнений чувственных боясь.

Но, видимо, увидев в них, всё, что хотела,

Смелей улыбке отдавалась, не стыдясь.

И счастлива, без тех, развеянных волнений.

Всё больше крепла в уважении к нему,

И, в недоверии к чужому гаму мнений.

Любовь и счастье - и да будет по сему.

И он её любил до умопомраченья!

Щемящих коликов «под ложечкой», в груди.

С ума сходил, услышав: «Это увлеченье.

Вот наиграется и «выбросит» поди».

Но, это редкое душевное ненастье,

Лишь только, когда рядом не было её,

Случалось, и пока, не омрачало счастье,

Когда они вдвоём, и близко всё своё.

И чтил её, естественно, без размышлений.

Как всё родное, от рожденья на века.

И в почитаньи этом не было сомнений.

Он это просто знал, и всё, наверняка.

III

Разлучники судьбы усталости не знают.

«Родная, нужно мне, уехать от тебя.

В командировку, по работе, посылают».

Он горько говорил, рубашку теребя.

«Мне три недели предстоит «на карантине»,

От глаз твоих, и губ, оторванным пробыть.

Умру, наверное, я от тоски в чужбине.

Не представляю, без тебя, как буду жить!».

Казалось бы, всего, обычных три недели.

Для одиночества, какой-то полумиг.

Но полюбить взаимно, кто уже сумели,

Для них, без края и конца, тот срок возник.

Не в силах замолчать она заговорила.

О мелочах, и всё смотрела на него.

И за словами видно было, что любила.

И, тяжелее становилось от того.

Любимых связь, натягивая иронично,

И, упиваясь этой странною игрой,

Ну почему судьба, не к месту, безразлична,

И отчего она, жестока так порой?!

И он уехал, и работал три недели,

В краю далеком, стороне ему чужой.

И разрываясь, между мыслями о деле,

И о любимой, он не мог найти покой.

Она ждала, и даже не осознавала,

Что, как-то можно жить, не тосковать, не ждать.

И всю себя лишь ожиданью отдавала.

И, не могла ни днём, ни ночью, не страдать.

IV

Похоже, и у вечности конец бывает.

Он обязательно, ты в это лишь поверь,

К тем неожиданно приходит, кто страдает.

И он пришёл, и позвонил - открылась дверь.

И счастье, сил откуда взяв, с цепи сорвалось!

На шею бросилось, ни как не оторвать!

Желая слиться воедино, так прижалось!

И не переставая, стало целовать!

Он слов не мог найти, боясь её обидеть,

От сбывшихся в безудержную радость грёз.

Вздохнул прерывисто, переставая видеть.

И понял, что он плачет - это всё от слёз.

Потом сидели долго на диване старом.

Шептались, пересказывая ворох чувств,

И новостей, друг друга согревая жаром,

Своих сердец, и нежных, ненасытных уст.

Разволновавшись, время выбрал он о важном,

Сказать заветное ей тихо, невпопад:

«Пусть знают все, и пишут в документе каждом,

Что ты моя, и ясно всё, не наугад.

Пусть кольца свяжут нас бескрайним вечным кругом.

Взамен с душою сердце ты, возьми мои.

Женою стань моей, а я твоим супругом,

И жизни накрепко переплетём свои».

Она замолкла, будто разом стало плохо.

И не моргая, всё смотрела на него.

Но, не увидев ни насмешки, ни подвоха,

Сказала: «Я согласна», только и всего.

V

Невеста в неземном, волшебном платье белом.

Чудесная, как фея, что добро несёт.

ЗакрУжится, и смехом заискрится смелым,

Взмахнёт рукою, и печали отведёт.

Жених – серьёзности ни сколько не жалея.

Есть положиться на кого, не подведёт.

Добудет, выстроит, а, поскользнется фея,

Упасть не даст, подхватит, на руках снесёт.

Но умудрённые родные, видят дальше.

Им от грядущих бед прикрыть бы их собой.

А гости с доброй завистью кричали чаще,

Всё громче, «Горько», радостно, наперебой.

Ну вот, теперь семья - всё по плечу, всё просто.

Тиха, прозрачна даль, куда не поглядим.

Давайте тоже не откажемся от тоста.

Бокал поднимем, встанем, пожелаем им:

«Любовь пускай от злобных защитит наветов.

И в жизни счастья им, и до краёв и впрок.

Шальные грозы не грохочут из секретов,

Лишь солнце, неба синь, и лёгкий ветерок».

VI

Халат всё тот же, маловат, и красок скудно.

СловА, и в щёку целовать пришла пора.

И знает он, что будет дальше, по секундно.

Весь день, и вечером, и после, до утра.

«Где дочь?! Где сын?! Без них, опять, за стол садиться».

«Гуляют до темна, и жизнь у них своя?!».

Куда ушла та страсть, которая влюбиться,

Заставила давно, в какие же края?!

А, на работе женщины его считают,

Тем, за которым слабый пол, как за стеной.

Что он заботливый, и, что с достатком знают.

И близок он, с недавних пор, из них, с одной.

Так молода, красива, что не скажешь шуткой!

Глаза которой так блестят из под ресниц!

И ровных ног, не спрятанных короткой юбкой

И бёдер, ею спрятанных, границ,

Изящность, гибкость - на усладу сильным, зрячим.

Тяжелая, упругая волнует грудь!

Повеяло забытым, молодым, горячим!

Окутало, да так – совсем не продохнуть.

И он поддался, забывая честь и верность,

У рыжего желания на поводу.

Искал тому причины, как закономерность.

Найти не мог, и с ними был он не в ладу.

Придя домой, о ней всё думал и томился.

Жену, наоборот, не замечал.

И, как-то, как обычно невпопад, решился.

Не чувствуя вины, без жалости сказал:

«Я ухожу, устал, любовь исчезла где-то?!

С тобой зима седая на душе метёт.

Я рыжего хочу, волнующего лета!

Оно меня уже, я знаю точно, ждёт».

VII

Стал целовать, и чувствовать  – щека другая?!

Где сын? Где дочь? От мыслей этих маета!

И в ванной странная, опять не та, нагая

А ночью снова страсть, какая-то не та.

Она приходит вовремя, обед готовит.

Уходит снова, молча, по своим делам.

Не предаёт, но он себя на мысли ловит,

Что он не нужен здесь, но главное и там.

Здесь разговоров нет чудесных не по делу,

На острове необитаемом любви,

Где стыд не мучает ни совесть и ни тело.

И нету радости, сорвавшейся с цепи.

Когда тебя за мелочи не осуждают.

Когда доверие несёт тебе покой.

И непонятное твоё, здесь понимают.

И душу вылечат, дотронувшись рукой.

Когда тебе ласкает слух любимый голос.

И интереса нет к уставшим от диет.

Родной не отвращает в ванной длинный волос,

И из одной тарелки на двоих обед.

И понял он – ему здесь многое чужое.

И сделать это всё родным уже ни как.

И засвербило мозг решение простое:

Покаяться, вернуться, сделать первый шаг.

И он заковылял, дорогою знакомой.

И глупости, и слабости своей стыдясь.

Окутанный удушливой душевной комой.

И встретить безразличие, в ответ страшась.

Бредёт, и будет ли прощение, не знает.

Скажу: «Родная, я молю, забудь, поверь!

Так без тебя, в раскаяньи, душа страдает!».

И он пришёл, и позвонил - открылась дверь.

…………………………………………………

…

Эдуард Жорин

eduard_zhorin@mail.ru

eduardzhorin.ucoz.net

17.07.2021г.